В Кавказской епархии и в Линейном казачьем войске имеется несколько тысяч осетин-христиан, одноплеменные которым осетины-магометане выражают наклонность к принятию христианства. По этой причине Преосвященный Иеремия озаботился ввести в Кавказской семинарии преподавание осетинского языка; а как по всей границе Епархии живут племена, говорящие татарским языком, то введено было и в Семинарии в Ставропольском уездном училище преподавание татарского языка. Необходимость обучения татарскому языку подробно изложена мною в отчете моем Святейшему Синоду за 1858 год. При Преосвященном Иоанникие на преподавание сих языков обращаемо было менее внимания. Поступивший же сюда вместе со мною ректор архимандрит Герман нашел нужным вовсе уничтожить преподавание сих языков и заменить их преподаванием французского и немецкого.

При обозрении мною Епархии в 1858 году я практически убедился в очевидной пользе знания священниками осетинского, особливо же татарского языков, как это изложено в моем отчете, и в бесполезности знания ими французского и немецкого: ибо в Кавказском крае и светские лица весьма мало знакомы с сими языками. Казенное академическое правление также предписало Кавказскому семинарскому правлению поддерживать и развивать преподавание упомянутых восточных языков и отвергло предложение ректора заменить их новейшими языками. Для осетинского языка встречалось крайнее затруднение в приискании преподавателя. Окончивший курс в Кавказской семинарии воспитанник Кузьмин по причине крайней болезненности оказался неспособным к должности преподавателя, а Преосвященный Евсевий, экзарх Грузии, коему Святейшим Синодом предписано было приискать преподавание осетинского языка для Кавказской семинарии, уведомил меня от 14 июля за № 594-м, что между воспитанниками Тифлисской семинарии прежних курсов нет желающего занять должность преподавателя осетинского языка в Кавказской семинарии.

По сим причинам необходимость заставила обратить внимание на священника Кавказской епархии Синанова, из Грузии, проведшего детство свое в осетинской станице, обучавшегося в Кавказской семинарии с целию быть впоследствии преподавателем осетинского языка, выпущенного во втором разряде, по умеренности его способностей и успехов в прочих предметах учения, но получившего по осетинскому языку аттестацию весьма хорошую. Это лице, по смутным обстоятельствам Епархии, уклонено было от своего назначения и ныне состоит приходским священником в селе Ново-Михайловском. Я приглашал Синанова к себе, предложил ему преподавание осетинского языка, на котором Синанов и ныне говорит свободно, в Семинарии. После сего я предлагал это Семинарскому правлению с тем, чтоб в то же время предоставлено было Синанову место учителя в Ставропольском уездном училище: ибо на оклад преподавателя осетинского языка (225 руб.) Синанову с семейством нет никакой возможности содержаться. Причиною такового предложения было то, что в самом Ставрополе при народонаселении в восемнадцать тысяч находится только три приходские церкви, при коих состоит восемь протоиереев и иереев; кроме занятий по приходу, обременены и другими обязанностями, для исполнения которых едва достает у них сил и времени: почему нет никакой возможности дать Синанову место приходского священника в Ставрополе как по вышеизложенной причине, так и потому, что нет никакого повода к лишению кого-либо из упомянутых восьми священнослужителей занимаемого ими места, разумеется, вывода в село, без крайней для того лица нужды. Так как я не могу ожидать единодушного действия в видах общей пользы от ректора Семинарии архимандрита Германа, то покорнейше прошу Ваше Сиятельство представить мое предположение на усмотрение Святейшего Синода, при сем имею честь присовокупить, что кроме священника Синанова, другого лица для преподавания осетинского языка в Епархии не имеется, на каковом исключительно основан я и рекомендую Синанова, усердно желая, чтоб со временем было приготовлено лице более удовлетворительное.

С чувством совершенного почтения и проч.

Кавказская епархия постоянно терпит значительный недостаток в причетниках. Приглашение причетников из других Епархий сопряжено не только с большими затруднениями канцелярскими, но и с значительными издержками, которые падают на попечительство, что неминуемо сопряжено с чувствительными мнениями для лиц духовного звания, пользующихся пособием попечительства. Причина недостатка причетников заключается в том, что духовные училища и семинарии почти вовсе не доставляют их для Епархии. Далее: Епархия, скажу к величайшему моему утешению, имеет, при ничтожных исключениях, весьма хороших священников, особливо из воспитанников семинарий, как Кавказской, так Тамбовской и Воронежской; но по отношению к диаконам оказывается весьма желательным, чтоб они были более образованны и более возвышенны в нравственном отношении. Причина сего недостатка по отношению к диаконам заключается в том, что в диаконский сан поступают лица единственно из причетников, а не из воспитанников Семинарии.

Вследствие сих наблюдений и того, что в настоящее время все священнические вакансии замещены, предлагаю Семинарскому правлению усилить разборчивость по отношению к воспитанникам, как Семинарии, так и духовных училищ. В первый разряд должны быть включаемы воспитанники весьма хороших способностей, весьма хороших успехов в науках и весьма хорошего поведения; недостаточно хорошее поведение должно и весьма способного ученика лишать помещения в первый разряд. Во второй разряд должны быть помещаемы лица, заслуживающие хорошую аттестацию по способностям и успехам, весьма хорошую по поведению. К третьему разряду должны быть отчисляемы лица довольно хороших способностей и успехов, при поведении весьма хорошем и хорошем. По переходе воспитанников из Училищного ведомства в Епархиальное, священнические места предоставляются первоначально одним ученикам первого разряда; когда ученики первого разряда будут размещены, тогда только могут быть принимаемы прошения о местах учеников второго разряда; ученикам же третьего разряда предоставляются штатные диаконские места.

Для того, чтоб Епархия не терпела нужды в причетниках, предлагаю Семинарскому правлению сделать распоряжение, чтоб ученики, как в Семинарии, так и в училищах, оказывающиеся неблагонадежными по поведению и малоуспешными по лености, немедленно из Семинарии и училищ исключать и передавать в Епархиальное ведомство. Хотя труды воспитанников, участвующих в архиерейском хоре, и будут приниматься во внимание при предоставлении мест, но с справедливым соображением успехов в науках, особливо же благоповедения. Предложение сие объявить воспитанникам Семинарии и копию с него препроводить в Консисторию к соображению, при требовании мною от Консистории справок по поводу подачи воспитанниками просьб о представлении им мест.

В Консисторию, как мною донесено Святейшему Синоду о предоставлении протоиерею Крастилевскому настоятельского места при Моздокском соборе и указываемое им место при Троицком соборе занято, то я нахожу неудобным исполнение его прошения. Предлагаю о. протоиерею испытать то послушание, готовность к которому он выразил в прошении своем, на самом деле: уповаю, что такое послушание его, согласное с духом Святой Церкви, не будет посрамлено, и препятствия и страхи, представляющиеся его воображению, исчезнут яко дым. Уповаю, что о. протоиерей в послушании своем найдет душевное спокойствие и доставит себе в материальном отношении удовлетворительное положение.

1. Необходимо развить в Кавказской семинарии преподавание татарского языка, так как это было предположено при учреждении Семинарии. Татарский язык есть общеупотребительный между горскими народами: знание его доставит возможность Кавказскому духовенству иметь близкие сношения с этими народами и ознакомить их с Христианством.

2. Необходимо дать жалованье православному духовенству городов Моздока и Кизляра. В сих двух городах совершается наиболее обращение горцев в Христианство, по причине уважаемых ими икон Иверской Божией Матери в Моздоке и Живоносного Источника в Кизляре. Православное духовенство в сих городах очень бедно, так как большинство жителей состоит из армян. По скудности содержания принимают места в сих городах духовные лица только самого умеренного образования, не имеющие надежды на получение лучших мест. Чтобы привлечь на эти места людей, удовлетворительно образованных и потому могущих действовать с большею силою в пользу Православной Церкви, необходимо дать безбедное содержание. О сем сделано Кавказским епископом Игнатием представление в Святейший Синод от 30 апреля 1859 года за № 2058-м.

3. Необходимо Кавказскому Епархиальному управлению, то есть Епископу с его штатом, священно-церковнослужителями Кафедрального собора, членами Консистории и Консисторской канцелярии предоставить жалованье Западных епархий, так как лица, составляющие Кавказское Епархиальное управление, не имеют тех домашних источников к содержанию, какими пользуются лица Епархиальных ведомств внутри России, а содержатся единственно окладом, получаемым от казны. В этом отношении положение их точно такое же, как и духовенства Западных епархий, чем логически доказывается, что им должно дать такое же содержание. Хотя Архиерейский дом и получил вместо рыбных ловен и мельницы, что имеют все Архиерейские дома в России, денежное ежегодное вспомоществование в 3800 рублей серебром, но из этих денег самомалейшая часть может быть обращена на содержание лиц, принадлежащих Дому; все деньги поглощаются требованиями Дома и будут поглощаться ими долгое время. Требования сии заключаются в следующем: 1) Временный приют Епископа нужно отщекотурить снаружи и внутри, отделать, меблировать. 2) Крестовую церковь нужно расширить и сделать удобною для праздничных, высокоторжественных, торжественно-траурных служений зимою, ибо город не имеет теплой приличной церкви для сих служений; Кафедральный городской собор — холодный, и служение в нем зимою невозможно. 3) Нужно завести для сих служений соответственную ризницу. 4) Нужно привести в благоустройство братские помещения и устроить помещение для певчих. 5) Нужно завести библиотеку. По окончании такового устройства ремонт вышеупомянутых построек, ризницы, библиотеки и певческих одеяний должен потребовать всю вышеозначенную сумму 3800 рублей. На покупку и устройство помещения для Епископа, на Крестовую церковь, на помещение для епископского штата, на ризницу и библиотеку доселе в течение шестнадцатилетнего существования Кавказской епархии не отпущено от казны ни одного рубля, ни одного гроша, несмотря на бесчисленные представления Епископов и многократное ходатайство светского Кавказского начальства. Все, что сделано поныне, сделано на пожертвования, добровольно принесенные и испрошенные посредством сборщиков у граждан г. Ставрополя, у поселян Ставропольской губернии и у черноморских казаков. Они все сделали, что могли; дальнейшее обременение их о доставлении приношений оказывается вполне неудобным и даже невозможным.

Ваше Превосходительство,

Милостивый Государь!

В городе Моздоке, в Успенской церкви, имеется чудотворная икона Иверской Божией Матери. Икона не только уважается православным населением Кавказа, не только привлекает богомольцев из соседних русских губерний и земли Войска Донского, но и в горских народах громка и славна она чудесами своими.

Деревянная церковь, в которой помещается икона, очень тесна и уже ветха. По этой причине давно предположено выстроить каменный храм. Разные обстоятельства затрудняли приведение этого намерения в исполнение. Но эти затруднения миновали.

Между тем счастливейшее событие на Кавказе — покорение всех горских народов Левого крыла, единодушно признавших себя подданными православного Царя, равно как и незадолго до того объявленная мне Святейшим Синодом благословенная воля Царя о том, чтобы принимаемо было всевозможное старание о доставлении святого христианского верования иноплеменникам, погруженным в идолопоклонство или верующим в нелепые учения и басни ислама, открывают обширное поприще для новых, весьма верных соображений. К величайшему утешению моему 14 декабря я лично услышал из уст фельдмаршала, Князя Александра Ивановича Барятинского, что Его Сиятельство принимает живейшее участие в распространении христианства между горцами. При таких обстоятельствах действие чудотворной иконы на горцев, и ныне сильное, может несравненно более усилиться,— повести к самым благоприятным результатам.

Необходимость в построении каменного храма в настоящее время делается ощутительнее и очевиднее. Чтоб дать этому делу скорейший ход, я позволю себе просить Ваше Превосходительство, чтобы Вы, исходатайствовав на то дозволение Его Сиятельства Князя Наместника, встали во главе сего дела, подобно тому как построение храма в Пятигорске поручено барону Унгерн-Штернбергу. Сосредоточение всех действий под Вашим управлением поведет к энергичному и быстрому исполнению благочестивого намерения.

С моей стороны я готов оказывать все зависящее от меня содействие. Первым свидетельством этого содействия да будет то, что я принимаю на себя заботы о составлении проекта нового храма. Я полагаю, изобразив здесь, на месте, архитектурные потребности храма, поручить составление проекта известному профессору Академии Горностаеву, построившему две церкви в Валаамском монастыре и церковь преподобного Сергия в С.-Петербурге, в Сергиевой пустыни, в то время как монастыри эти находились в моем заведывании.

Первые две церкви Государь Император изволил осматривать при посещении им Валаамского монастыря в 1858 году и остался ими отлично довольным, а церковь в Сергиевой пустыни, по сознанию знатоков архитектуры, есть первая церковь в России в архитектурном отношении. Предполагаемый храм в Моздоке и по важному назначению, и как памятник великого события, да будет изящным произведением зодчества!

При сем имею честь приложить записку о чудотворной иконе Божией Матери.

С чувствами и проч.

В Ставропольской губернии в городе Моздоке, находится деревянная церковь Успения Божией Матери. В этой церкви за правым клиросом, в киоте, присутствует древняя и чудотворная икона Иверской Божией Матери. Исторические сведения о сей иконе имеются следующие.

В двенадцатом столетии знаменитая Грузинская Царица Тамара, по кончине первого супруга своего, русского князя Георгия Андреевича, то был сын Андрея Боголюбского, — вступила в брак с князем Осетинским. Вместе с рукою своею она доставила князю и его народу христианство. Благочестивая Царица не щадила ни трудов, ни издержек для водворения и утверждения святой веры между осетинами. В стране их многочисленные развалины свидетельствуют о многочисленности прежде бывших в них христианских храмов. Созидание этих храмов приписывается преданием Тамаре.

Предание утверждает, что одни из развалин в Карталинском ущелье составляют остаток храма, в котором помещалась и хранилась икона Иверской Божией Матери, как драгоценный дар боголюбивой Тамары осетинскому народу. Два раза храм был разрушен до основания пожаром, и оба раза икону Божией Матери находили целою. Шестьсот лет икона пребывала в Карталинском ущелье.

В конце прошедшего столетия магометанство, при посредстве турецких миссионеров вторглось с величайшим фанатизмом — более политическим, нежели религиозным — в Кавказские горы. Оно уничтожило между народами горскими то слабое христианство, которое еще держалось между ними — держалось более номинально, нежели на самом деле. Осетины склонились к исламу, подобно прочим горцам.

Но они так, как и все горцы, не сделались настоящими магометанами. Алкоран им неизвестен, по незнанию горцами арабского языка, на котором написан Алкоран. Перевода на татарский горцы не имеют. Неизвестен он самым муллам горцев они считают его недоступною, высшей мудрости книгою. Магометанство горцев заключается в соблюдении некоторых наружных магометанских обрядов. Они склонились к некоторым верованиям, внушенным им миссионерами. Большая часть понятий прежней неопределенной религии, в которой доселе видны признаки христианства, осталась при них. Главнейшею заботою миссионеров было внушать горцам, что их единственный законный государь есть турецкий султан.

В смутное время в религиозном отношении, (то есть во время проповеди магометанства между горцами в конце прошедшего столетия) икона Божией Матери сохранила верными христианству многие семейства не только осетин, но и черкесов — сохранила верными посредством дивных знамений. Наше правительство в 1763 году пригласило горцев-христиан и горцев, желающих принять христианство, переступить через Терек и селиться близ Моздока. Вследствие приглашения в 1793 году партия горцев, накануне преполовения Пятидесятницы прибыла к Моздоку, имея с собою икону Божией Матери.

Икона знаменовала чудесами и путь свой, и прибытие в православный город. Преосвященный Гаий, епископ Моздокский и Маджарский, узнав о прибытии знаменитой на Кавказе иконы, вышел к ней для поклонения с духовенством, с крестами и хоругвями. Архипастырь внес ее в собор, предполагая здесь предоставить почетное место иконе. Но Богоматерь особенным чудом известила епископа, что Она желает пребывать вне города, на том самом месте, на котором Она остановилась и провела ночь на смиренной черкесской арбе (так называется двухколесная телега горцев). Преосвященный Гаий поспешил соорудить часовню на указанном месте. Впоследствии прихожане построили деревянную церковь во имя Успения Божией Матери. Икона имеет один аршин и двенадцать вершков вышины, один аршин и семь вершков ширины. Икона, как видно, была написана по золотому фону. Иные утверждают, что впоследствии она была подновлена клеевыми красками. Но моздокские осетины утверждают, что она покрылась копотью во время вышеупомянутых пожаров в ущелье Карталинском. Черты лица Божией Матери на иконе строгие, характер письма грузинский. Иконописец Царицы Тамары, говорит предание, приуготовлялся к написанию иконы сорокадневным постом и сорокадневными молитвами.

В настоящее время при Успенской церкви имеется прихожан 2243 мужеского и 2155 лиц женского пола. Из них осетин и черкесов — 1238 лиц мужского и 1153 лица женского пола, осетины признают икону своею собственностью, питают к ней пламенную привязанность, с которою должно обращаться весьма осторожно и благоразумно; по пылкости, решительности и невежеству азиатов. Икона славна в горах. На поклонение ей стекается множество горцев-магометан. Армяне грегорианского исповедания чествуют икону наравне с православными. Икона совершает множество исцелений, под нею на шнуре висят многочисленные серебряные изображения членов человеческого тела, привешенные получившими исцеления. Многие магометане, поражаемые чудесами, совершающимися при иконе, принимают христианство. Весьма многие магометане, по той же причине, питая доверенность к иконе, питают доверенность и к христианству. Икона — апостол.

Точно! Чудотворная икона Божией Матери совершает в здешнем крае служение Апостола, споспешествуя христианству и свидетельствуя оное знамениями. Нужно, чтобы и человеки оказывали усилия, им свойственные, к святому делу просвещения горцев светом Христовым.

Успенская церковь в настоящее время имеет 7143 рубля 29 1/2 копеек в Ставропольском Приказе общественного призрения. Такая незначительность капитала не должна останавливать предприятия. Опыт показал, что построение всех церквей, начатое при ничтожном капитале, совершилось с успехом вполне удовлетворительным: почему духовное начальство никогда не останавливалось разрешать построение храма, хотя бы основная сумма и была весьма малою.

Церковь Преподобного Сергия в Сергиевой пустыни начата при капитале в тридцать тысяч рублей серебром, несмотря на то, что на эту церковь употреблены самые ценные материалы. Ее обширный иконостас состоит из дорогих мраморов итальянских и французских, украшен мозаикой, имеет бронзовые Царские врата, а перед всеми иконами большие бронзовые подсвечники. Пол подобен цельному разостланному узорчатому ковру: это сплошная разноцветная мраморная мозаика. Живопись в иконостасе и по стенам стоит тридцать тысяч рублей серебром, гранитная работа — двадцать тысяч. Храм преподобного Сергия устроен по подобию древнейших христианских храмов, построенных равноапостольным императором Константином Великим и его преемниками. Полагаю новому храму в Моздоке дать то расположение, какое имеет соборный храм в Большом Тихвинском монастыре применительно, где присутствует Знаменитая чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Необходимо иметь в виду, что при храме, в одной связи с храмом, должны быть крещальни для мужского и женского пола. А устроение крещален, устроение обширной паперти для приходящего народа весьма удобно при упомянутом расположении храма. В архитектурном значении такой проект может быть поэтически изящен. В экономическом он потребует наименьших издержек, может быть окончательно выстроен и отделан, за исключением стенной живописи, в три года.

Как в настоящее время по замирении Левого крыла Вы изволили обратить особое внимание на распространение Христианства между горцами, а Моздок и Кизляр суть единственные на Левом крыле пункты Кавказского Епархиального ведомства, в которых совершается обращение горцев, то я считаю обязанностью своею просить Ваше Сиятельство, дабы Вы благоволили обратить на сие дело милостивое внимание Ваше к ускорению выдачи жалованья вышеупомянутому духовенству. Ибо средства к содержанию оного так скудны, что никто из доброкачественных и удовлетворительно образованных лиц духовенства не изъявляет желания на занятие священнических мест в Моздоке и Кизляре, за исключением Моздокской Успенской церкви, более других доходной. По сей причине в Кизляре и Моздоке священники самого умеренного образования, далеко уступающие сельским священникам Епархии. А потому обращение горцев в Христианство не может быть ими совершаемо с успехом. Искренне желал бы я, чтобы Ваше Сиятельство через кого-либо из доверенных лиц удостоверились в положении кизлярского и моздокского духовенства. Бедность, под игом которой они тщетно стонут, невероятна. Представление в Святейший Синод о назначении моздокскому и кизлярскому духовенству сделано мною от 2 мая 1859 года за № 2058. Копия с сего представления при сем прилагается.

С чувствами отличного уважения и проч.

<…> Из этого усматривая, что Святейший Синод находит записку, представленную мною Вашему Сиятельству, основательною, я признаю себя обязанным представить на благоусмотрение Вашему Сиятельству нижеследующее.

С самого учреждения Кавказской епархии гражданское начальство Кавказа ходатайствовало (как это видно из переписки, сохранившейся в гражданском ведомстве и в Консистории) о том, чтобы доставлено было вновь учрежденному Епархиальному ведомству потребное количество денег — как на обзаведение, так и на содержание. Вследствие таких ходатайств отпускаемо было моим предместникам Преосвященным Иеремии и Иоанникию по 1000 рублей серебром в дополнение к их личному жалованью и 1500 рублей серебром на содержание Дома. На обзаведение же ничего не было отпущено.

В такой крайности предместники мои должны были прибегнуть к единственному средству: к приглашению к пожертвованиям. С особенною деятельностию занимался устройством епархии Преосвященный Иеремия. С отбытием его деятельность очень ослабела, и многие дела пришли в запутанное положение. Все, что ни сделано для Епархиального Кавказского ведомства, сделано на сумму, приобретенную пожертвованиями. Епархия учредилась без всякого денежного содействия со стороны Правительства. Между тем капиталист из купечества Волобуев, очень поддерживавший Преосвященного Иеремию, скончался. С кончиною Волобуева пожертвования уменьшились гораздо более, нежели вполовину, а впоследствии, при ослаблении деятельности Духовного начальства, и вовсе прекратились.

По прибытии моем в Ставрополь я нашел Епархиальное ведомство в бедственнейшем положении:

1. По переданным хозяйственным статьям в ведомство Архиерейского дома без должной определенности и оконченности, возникли вопросы, а по лесной даче возник даже процесс, что коротко известно Вашему Сиятельству, так как я для разрешения сих запутанностей должен был неоднократно обращаться к особе Вашей.

2. Временный приют Преосвященного — деревянная теснейшая хижина, пожертвованная Волобуевым уже довольно ветхою, пришла в крайнюю ветхость. Дом Архиерейский во всех отношениях был в самом скуднейшем положении (ибо, как выше сказано, ходатайство об отпуске суммы на обзаведение в течение четырнадцати лет оставалось тщетным). Положение лиц, состоявших при Доме, было невыразимо бедственное. Ибо нищета, нищета в полном смысле слова, подействовала на нравственность, как она и всегда действует — зловредно, пагубно. В особенности это очевидно на служащих в Консисторской канцелярии чиновниках, которые от скудости содержания и голодны, и наги.

Положение тем более сделалось стеснительным, что отпуск вспомогательной 1000 рублей серебром, которую получали мои предместники, был прекращен. Я был оставлен на 280 рублей серебром годичного содержания, между тем как цены в Ставрополе на все предметы продовольствия после войны необыкновенно возвысились. Ходатайства Вашего Сиятельства о предоставлении мне упомянутой 1000 рублей, которую получали мои предместники, остались безуспешными. 1500 рублей серебром, отпускавшиеся на содержание собственного Дома, отпущены были мне только на 1858 год. Затем отпуск этих денег прекращен в уповании, что Дом получит деньги на замен хозяйственных статей от Черномории.

При приезде моем в Ставрополь я не мог остановиться в хижине, пожертвованной Волобуевым, по тому совершенному состоянию расстройства, в которое она была приведена. Купец г-н Стасенков предложил мне свой дом на полугодичное время, а купечество Ставрополя предложило сделать пожертвование для исправления хижины, пожертвованной г-ном Волобуевым, на каковый предмет оно собрало до 4000 рублей серебром.

Когда прикоснулись к хижине, то оказалось, что лес в ней наполовину сгнил, что исправление ее невозможно, что вполне необходимо выстроить новый приют. Доставленная купечеством сумма оказалась недостаточною для новой постройки по необыкновенной дороговизне строительных материалов в Ставрополе. Почему я должен был прибегнуть — как это и предместники мои сделали, с воззванием к епархиальным церквам о посильном вспоможении из кошельковых сумм и к сбору посредством сборщиков. Медлить было невозможно, потому что наем квартиры при жалованьи в 280 рублей серебром, при прекращении выдач вспомогательных сумм и при совершенном расстройстве хозяйства был невозможен.

При таком пособии, почерпнутом единственно в пределах Кавказской епархии, устроен весьма скромный, но весьма удобный домик для епископа. Другого, столь скромного, архиерейского дома не имеется в России. Но сей дом, как деревянный, не мог быть выстроен и отделан окончательно в одно лето. По высушке и осадке он нуждается в ощекотурке и в прочей значительной отделке, также в меблировке. Пожертвованная сумма была достаточна только на постройку и необходимейшую мебель. Для окончательной отделки и снабжения мебелью необходимо не менее 4000 рублей серебром.

Сверх того, братские келлии и прочие службы, принадлежащие Дому, находятся в самом недостаточном состоянии. Представляется особенно необходимым распространение Крестовой, находящейся при доме, церкви, так как город Ставрополь имеет крайнюю нужду в поместительном теплом храме, в котором бы могли собираться служащие лица и публика зимою в праздничные и табельные дни для участия в торжественном богослужении. Ныне отправляется торжественное богослужение в церкви, временно устроенной в зале под лавками гостиного двора, — крайне неудобной и уже приходящей в ветхость.

Я был бы очень доволен, если бы описанное мною положение Архиерейского дома и вообще Епископской кафедры в Ставрополе удостоено было личного взгляда Вашего Сиятельства в проезд Ваш через Ставрополь, или если бы оно было проверено кем-либо из доверенных лиц, состоящих при Вашем Сиятельстве. Уменьшение же потребностей Дома невозможно. Ибо число служащих при Архиерее исчислено правительством, положено по штату и быть сокращено никак не может, так как при уменьшении числа служащих непременно должен бы был по необходимости измениться самый чин богослужения, отправляемого Архиереем, определенный неизменяемым уставом Православной Церкви.

Я счел себя обязанным изложить пред Вашим Сиятельством с такою подробностию положение Кавказского Епархиального ведомства и служащей основанием сему ведомству Епископской кафедры в дополнение к записке, поданной мною Вашему Сиятельству в проезд Ваш через Ставрополь 15 ноября 1859 года, по той важной причине, что между множеством дел и при удовлетворении всех потребностей вновь возникающих Епархий (это видно из положения дел вновь открытой Таврической епархии), Кавказская епархия, если она не будет подавать голоса о своих нуждах и о своем крайне затруднительном положении, то ее положение может навсегда лишиться благотворного внимания высшего начальства. Потому, что молчание о затруднительнейшем положении может быть признано за устранение этого затруднительнейшего положения какими-нибудь домашними средствами.

На сих основаниях снова повергаю пред Вашим Сиятельством покорнейшую просьбу: примите на себя труд, который неминуемо должен отозваться в духовном и нравственном отношениях самым благотворным образом на всем народонаселении Кавказа! Примите на себя труд и заботу вывести Кавказское Епархиальное ведомство из того положения томительной неопределенности и колебания, в котором оно страждет в течение семнадцати лет во вред себе, во вред православному народонаселению, во вред самому Православию.

При сем имею честь приложить:

1. Копию с 3 пункта записки (с принадлежащими к ней приложениями), поданной мною Вашему Сиятельству 13 декабря 1859 года, в проезд Ваш через Ставрополь.

2. № 14 «С.-Петербургских Сенатских Ведомостей», из которого видно, что оклад, о котором я ходатайствую для Кавказской епархии, именно есть тот, который дан для вновь учреждаемой Таврической и Высочайше утвержден 16 ноября 1859 года, между тем как все предметы продовольствия несравнимо дороже на Кавказе, чем в Тавриде.

3. Сравнительную ведомость, из которой видно, насколько цены на предметы продовольствия повысились на Кавказе в течение последних десяти лет. Из сей ведомости изволите увидеть, в какой крайности находятся лица Кавказского Епархиального ведомства относительно своего содержания. Положение многих из них можно безошибочно назвать бедственным.

Призывая на Ваше Сиятельство обильное благословение Неба с

чувствами отличного уважения и проч.

Милостивый Государь Князь Александр Иванович!

Снова представляя Вашему Сиятельству ходатайство о назначении удовлетворительных окладов для Кавказского Епархиального ведомства как о не терпящей отлагательства необходимости, я считаю необходимо нужным изложить здесь, в сем конфиденциальном письме, некоторые данные, объясняющие дело, но не имеющие места в официальной бумаге.

Не имею намерения жаловаться на кого-либо как монах, устраняя всякую жалобу и всякий ропот. Вместе с тем, как Епископ я должен объясниться искренне, потому что мое положение, если оно получит характер фальшивый, должно непременно отозваться в самом исполнении моих обязанностей весьма неблагоприятно, то есть фальшивое положение Епископа должно быть очень вредным для Епархии.

Покорнейше прошу Ваше Сиятельство уничтожить это письмо или сохранить его без всякой огласки как написанное единственно по доверенности к благородным правилам Вашим.

Гражданская история человечества свидетельствует непрерывным рядом фактов, что страсти человеческие постоянно препятствовали преуспеянию человечества. Зависть, недоброжелательство ближнему, близорукое самолюбие, стремясь сделать зло человеку, наносило вред делу и обществу. К несчастью, христианская церковная история представляет то же печальное зрелище.

Святой старец Серафим Саровский, смотря на это зрелище оком ума, очищенного и озаренного святостью, говаривал: «Надо изучать историю христианства не из пустой и тщеславной любознательности, но чтоб ведать, каким обуреваниям подвергались Церковь и различные члены ее во все времена, и из этого ведения черпать силы и мудрость, необходимые для перенесения современных бурь и для управления собою во время этих бурь».

Странно желание испорченного грехом сердца человеческого! Желание сделать зло ближнему, желание насладиться созерцанием затруднительного положения, в которое поставлен ближний удавшеюся злонамеренностию! Странно это желание, но оно существует.

Всякий христианин может и обязан дать должную цену этому желанию. Признак христианского сердца есть любовь. Сердце, преисполненное ощущений, противоположных любви, само свидетельствует о своем достоинстве. Христианство требует терпения по отношению к ближним, уклонившимся от любви к злобе. Но оно же как духовный свет требует, чтоб око души — ум — ясно видел злобу и предохранил от нее человека и общество. Иначе легко можно увлечься злобою, принести себя в жертву злонамеренных людей, принести в жертву им общественную пользу и благосостояние. Можно даже сделаться участником в их действиях, потому что люди злонамеренные всегда прикрывают свои действия всевозможною ложью, всевозможною хитростью, бессовестным лицемерством. Святой апостол Павел сказал: «Сам сатана принимает вид светлого Ангела» (для удобнейшего погубления человеков), а потому неудивительно, что служители его принимают вид служителей правды (2 Кор. 11:14–15). Церковная история показывает, что в вышеупомянутый образ действий увлекались и патриархи, и митрополиты, и архиепископы, и прочие первейшие духовные сановники. Причина такого увлечения в духовном мире всегда была одна и та же: забвение Неба и стремление к приобретению земных преимуществ.

Пробыв четверть столетия в Сергиевой пустыни на самом берегу житейского моря и по положению, невольно доставшемуся мне на жребий, возбудив внимание многих (то есть зависть и недоброжелательство), я гляжу и на настоящее поведение многих по отношению ко мне отнюдь не как на новость, не как на неожиданную странность. Так должно быть, потому что на сем свете всегда и всегда будет так. Но пусть скажут что-нибудь факты.

Двум предместникам моим к ежегодному жалованью по штату в 280 рублей серебром выдавалась вспомогательная 1000 рублей серебром. Сверх того, на Архиерейский дом выдавалось 1500 рублей серебром. Отъезжая из Петербурга, я просил, чтобы и мне продолжали выдавать эту тысячу рублей, которая выдавалась лицу Епископа, так как известно было Святейшему Синоду, что Епархия вообще пришла в значительное расстройство. Мне дано было честное слово, что просьба моя будет исполнена.

Прождав около года и видя, что эта 1000 рублей не высылается, я снова ходатайствовал о выдаче ее. Ваше Сиятельство изволит также ходатайствовать о том, чтобы она была мне предоставлена. Ходатайство осталось тщетным, несмотря на то, что первенствующий член Синода Митрополит Григорий, муж праведный, семидесятивосьмилетний старец, желал, чтобы ходатайство было уважено. Другие деньги — 1500 рублей серебром, отпускавшиеся на содержание дома, — были отпущены только в первый год (1858) моего пребывания на Кавказской кафедре, в том предположении, что Ваше Сиятельство доставит на содержание Дома угодья или вместо них деньги.

Доставленные на этот предмет Вашим Сиятельством 3800 рублей серебром начали выдаваться с половины 1859 года. Извольте судить, в какое затруднительное положение я был поставлен таким распоряжением, в котором нельзя не видеть притеснения и недоброжелательства, принадлежащих, разумеется, некоторым лицам в частности.

По прибытии из С.-Петербурга в Ставрополь я просил выдачи двойных прогонов и двойного жалованья по правилу для всех, определяемых на службу в здешний Край. В том и в другом мне отказано. Но ректору и инспектору Семинарии, несмотря на то, что они получают гораздо большее жалованье, чем я, выданы двойные прогоны и двойное жалованье. Так же поступлено относительно секретаря Консистории.

Из этого исключительного поведения по отношению ко мне нельзя не видеть цели привести меня к крайности и вовлечь в какие-нибудь величайшие неприятности. Но Бог послал добрых людей, которые помогли и лично мне, и Архиерейскому дому. Останавливаюсь указать на другие факты по моему служению здесь, которые приводят к тем же заключениям, чтобы не сделать письма моего слишком пространным и не погрешить пред скромностию.

Основываясь на этих фактах, я имею право безошибочно предполагать, что и настоящий уклончивый ответ г-на синодального Обер-прокурора состоялся единственно под влиянием партии, потому что положение Епархии, на обзаведение которой ничего не было отпущено, которой дано содержание непомерно скудное, — такое положение не может не быть ясным.

Положение всех лиц Епархиального ведомства стесненное, положение многих лиц в полном смысле бедственно. Так, например, эконом Дома получает в год жалованья 14 рублей 34 коп., духовник — 8 рублей, каждый крестовый иеромонах — 6 рублей, каждый иеродиакон — 6 рублей, каждый келейник — два рубля. Есть ли в этих окладах смысл? Когда я приехал в Ставрополь, то нашел, что монашествующая братия Дома ежедневно ходила по городу, ища себе обеда и ужина, ибо в Доме, по его бедности, не было требуемой правилами иноческой трапезы. Какая могла быть при этом беспорядке нравственность иночествующей братии? Какой соблазн для жителей видеть иноков в неопрятнейшей одежде, ежедневно таскающихся по городу, ищущих насущного хлеба! Я тотчас прекратил это, но трапеза для братии потребовала значительной издержки.

В подобном положении находятся чиновники Консистории. Из суммы, назначенной для чиновников и канцелярских служителей (1042 руб. 45 коп.), помощник секретаря может получить 120 рублей, столоначальник — сто рублей, писарь — 72 рубля в год. Чем тут содержаться, особенно семейному человеку? По причине таких окладов взяточничество было чрезвычайно развито в Кавказской Консистории. С обузданием этой нравственной болезни, особенно позорной и вредной в духовном судилище, чиновники Консисторской канцелярии поставлены в тяжкое положение. Я стараюсь им помогать даже из своих крох, но помощь моя не может быть не ничтожною. Эти лица питаются только надеждою, что Ваше Сиятельство исходатайствует им увеличение оклада. Если бы они узнали об отзыве синодального Обер-прокурора, то пришли бы в совершенное уныние, тем более что цены на все потребности непрестанно возрастают в Ставрополе.

Менее других лиц Епархиального управления нуждаются протоиереи члены Консистории, потому что им предоставлен приход, с которого они пользуются доходами от требоисправлений.

Для меня было бы вполне утешительным, если бы сказанное мною о затруднительном положении Кавказского Епархиального ведомства в форменном отношении и в сем конфиденциальном письме было подвергнуто проверке Вашим Сиятельством чрез доверенное лицо. Это лицо представило бы Вам картину непрерывного труда, лежащего на Епархиальном ведомстве, и необыкновеннейшего стеснения, в котором оно находится, — стеснения, неизвестного в светском кругу.

Из такого состояния только Вы, Ваше Сиятельство, можете извлечь Кавказское Епархиальное ведомство и устранить ту невозможность, которая изложена в отзыве г-на синодального Обер-прокурора. Ибо если Святейший Синод не имеет в настоящее время суммы, то, как мне кажется, можно бы было назначить оклад для Кавказской епархии из государственного казначейства, с тем чтобы оклад сей при первой возможности был внесен в ту сумму, которая отпускается государственным казначейством в ведомство Святейшего Синода. Иначе можно полагать с достоверностью, судя по предшествовавшему образу действий, что для удовлетворения потребностям Кавказской епархии никогда не будет свободной суммы.

Призывая на Ваше Сиятельство обильное благословение Неба с чувствами отличного уважения и проч.

В Святейший Правительствующий Синод

Игнатия, епископа Кавказского и Черноморского
Рапорт

19 сего марта получен мною при отношении г. Начальника Ставропольской губернии указ Святейшего Синода за № 765 с Высочайшим Манифестом о даровании Государем Императором крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей. Указ сей с приложениями был прислан на имя г. Начальника губернии с тою целию, чтоб действия гражданского начальства с духовным были одновременны и совокупны, по общему соглашению. В Высочайшем повелении Государя Императора, объявленном г. Начальнику Ставропольской губернии Государственным статс-секретарем, означено, чтоб обнародование Манифеста по всей Ставропольской губернии произведено было в один день с обнародованием оного по земле Войска Донского. Для сего г-н Начальник губернии отправлял в Новочеркасск курьера и, вследствие соглашения с начальством Войска Донского, положившего объявить Манифест 25 марта, в Великий церковный праздник Благовещения, также вследствие распоряжения Князя Наместника Кавказского, положил объявить единовременно по всей Ставропольской губернии в день Великой Духовной Вести Великую Весть Государственную.

Исполнение Высочайшей воли, объявленной Государственным статс-секретарем, было нарушено неожиданным образом. Священник церкви военного госпиталя, находящегося в г. Ставрополе, состоящий в ведении Главного священника Кавказской армии, прочитал Манифест 19 марта после Божественной Литургии без всякого сношения не только с гражданским начальством, но и с военным, несмотря на то, что командующий войсками генерал-адъютант граф Евдокимов находился в Ставрополе. Вследствие такого объявления возникли в народонаселении города Ставрополя неблагоприятные толки о начальстве, будто бы утаевающем Манифест. Чтоб утишить толки, оказалось необходимым немедленное объявление Манифеста в городе. Для письменных сношений по сему предмету уже не было времени. По сему, вследствие личного соглашения моего с военным и гражданским начальствами, Высочайший Манифест объявлен в Кафедральном соборе 20 сего марта по совершении Божественной Литургии, а по прочим церквам губернского города Ставрополя и по уездным Кавказской епархии имеет быть обнародован согласно предположению военного и гражданского начальств 25-го сего марта.

О чем долгом поставляю донести Святейшему Синоду.

Милостивейший Государь, граф Александр Петрович!

Отношение Вашего Сиятельства от 30 апреля 1861 года за № 2531 с изложением Высочайшего повеления Государя Императора [1337] разослано мною в печатных копиях по всем церквам вверенной мне Епархии и объявлено в Кавказской семинарии. Вместе с тем имею честь известить Вас, что в Кавказской епархии не было ни одного неприятного случая в роде тех случаев, о коих изволите говорить в отношении Вашем, по той причине, что при самом открытии дворянского Комитета по крестьянскому вопросу доставлено Кавказскому духовенству должное направление. Это направление изложено было в предложении моем Кавказской Консистории от 17 января 1859 года [1338] и заключает в себе ту же главную мысль о поведении духовенства, каковая изложена в циркуляре Вашего Сиятельства, что изволите усмотреть из прилагаемого при сем экземпляра копии с предложения, разосланного своевременно в таком виде по церквам. Когда же появились в журналах и газетах статьи противного направления, начавшие увлекать некоторых, то мною составлены замечания на сии статьи [1339] (замечаниями обнаруживалась неправильность статей и указывался тот вред, который мог произойти от увлечения ими), разосланы по церквам и объявлены в Семинарии, что оказалось особенно нужным.

По объявлении Высочайшего Манифеста по крестьянскому делу Кавказское духовенство увидело в Манифесте те самые основные мысли относительно дела, какие изложены были за два года <до этого> их Архипастырем, и, предуготовленное, направленное замечаниями, не могло давать Манифесту какого-либо произвольного толкования. Таким образом, в Крае, в котором недавно возникали беспорядки между помещичьими крестьянами от недоразумений, порождавшихся в среде их, сохранился, при обнародовании Манифеста, ничем не нарушенный порядок.

С чувствами совершенного почтения и преданности имею честь быть

Вашего Сия<тельства покорнейшим слугою Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский>.

Августейший Монарх,

Всемилостивейший Государь!

Чувствуя крайнее оскудение сил от болезненности, продолжающейся около сорока лет, и постоянно питая в душе желание окончить дни в уединении, я подал в Святейший Синод рапорт, в котором, донося о состоянии моего здоровья, прошу увольнения от управления Епархиею и предоставления мне в управление общежительного Николаевского Бабаевского монастыря Костромской Епархии, по тому образцу, как это сделано для многих Архиереев, уволенных от дел Епархиальных.

То милостивейшее внимание, которого удостоивали меня Ваши Августейшие Родители, называя меня своим воспитанником, внушает и дозволяет мне обратиться к Вашему Императорскому Величеству с всеподданнейшею и убедительнейшею просьбою. Не по причине какой-либо заслуги и достоинства моих — их нет у меня — в память Ваших почивших Родителей и вследствие Ангельской доброты Вашего сердца окажите мне милость из милостей: повелите удовлетворить моему прошению; даруйте мне насущный кусок хлеба и просимый приют, в котором я мог бы окончить в мире и тишине дни мои, вознося недостойные и убогие молитвы о благоденствии Вашего Величества и всего Вашего Августейшего Дома, о покое и вечном блаженстве Ваших приснопоминаемых Родителей.

С верноподданическими чувствами глубочайшего благоговения и всесовершенной преданности имею счастие быть

Вашего Императорского Величества,

Всемилостивейшего Государя верноподданнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

24 июля 1861 года.

При всем старании моем расстроенное долговременными болезнями здоровье мое восстановить минеральными водами, я мог получить в течение проведенных мною здесь трех с половиною лет только некоторое облегчение, но вместе чувствую особенный упадок сил. Донося о таком положении моем, я вынужденным нахожусь покорнейше просить Ваше Святейшество о оказании мне милостивейшего снисхождения увольнением меня от управления Кавказскою епархиею и о предоставление мне в управление общежительного Николаевского Бабаевского монастыря Костромской епархии по нижеследующим побуждающим меня к таковому избранию причинам: 1) Приобучался я к монашеской жизни в общежительных монастырях и настоятелем сделан первоначально в общежительный монастырь, почему имею особенное сочувствие к общежитиям. 2) Братство упомянутого монастыря достаточно для удовлетворения потребностям Архиерейского служения. 3) Климат и местность сего монастыря соответствуют слабому здоровью моему, заставляющему меня обращать особенное внимание на место жительства. Удовлетворение сей покорнейшей моей просьбы я сочту величайшим для меня благодеянием.

Милостивейший Государь,

Граф Александр Петрович!

Весьма давно я имел желание вполне уклониться от мира и по полученным мною монашеским воспитанию и направлению, и при созерцании болезненности моей, не обещающей мне долговременной земной жизни. Более и более рассматривая себя, убеждаюсь, что пустынным моим направлением я разошелся с направлением, требуемым служением посреди мира. Вследствие такового рассматривания и давнишнего расположения я посылаю сего дня рапорт в Святейший Синод о моем положении, с прошением увольнения от управления Епархиею и о предоставлении мне в управление общежительного Николаевского Бабаевского монастыря Костромской Епархии. Уведомляя Вас о сем, покорнейше прошу милостивого содействия Вашего, чем окажете мне истинное одолжение.

Призывая на Вас обильное благословение Божие, с чувствами совершенного почтения и преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства покорнейшим слугою.

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

24 июля 1861-го года.

Милостивейший Государь,

Граф Александр Петрович!

Письмо Вашего Сиятельства от 6-го августа за № 1488, коим по Высочайшему Повелению Вы изволите уведомлять меня, что всеподданнейшее письмо мое от 24-го июля Его Императорским Величеством принято благосклонно и выраженные в нем мои желания удовлетворены, мною получено сего 21-го августа. Всепокорнейше прошу Ваше Сиятельство повергнуть к стопам Его Величества мою всеподданнейшую, неограниченную благодарность за оказанное мне благодеяние, которое по моему положению ветхости признаю благодеянием величайшим.

Призывая на Вас обильное благословение Неба, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства покорнейшим слугою.

Епископ Игнатий.

21-го августа 1861-го года.

Милостивейший Государь,

Граф Александр Петрович!

11-го сего сентября получен мною указ Св. Синода о увольнении меня от управления Кавказскою Епархиею и о предоставлении мне в управление Николаевского Бабаевского монастыря на правах Епархиального Архиерея. Я возблагодарил Бога за доставленное мне положение, удовлетворяющее меня до преизбытка во всех отношениях. Позвольте принести и Вашему Сиятельству искреннейшую признательность за содействие Ваше в деле, которое признаю величайшим для меня благодеянием. Полагаю выехать из Ставрополя 15-го сентября.

С чувствами совершенного почтения и преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства покорнейшим слугою.

Епископ Игнатий.

14 сент. 1861 года.

<…> Но скорби не оставляли преследовать епископа Игнатия. Упомянутый циркуляр, обличивший направление журнала Казанской Духовной академии, вооружил против него почти всех епископов, воспитанников духовных академий [1346], а кончина Митрополита Новгородского и С.-Петербургского Григория лишила его единственного человека, принимавшего в нем дружественное и искреннее участие, основанное на единении духовном. В это лето 1860 года жена Крастилевского нашла доступ и покровительство своему супругу у Митрополита Филарета Московского. Такое же покровительство нашел в лице Московского святителя и ректор Семинарии архимандрит Епифаний Избитский, вставший в ряду недовольных и искавший, так сказать, случая огласить свое нерасположение к епископу Игнатию.

Неудовольствие защитников Казанской академии против Епископа усугубилось обстоятельством, которое Епископ не счел возможным скрыть и должен был довести до сведения Синода как факт, огласившийся во всем образованном обществе Ставрополя. Профессор Казанской академии Гусев, присланный в 1859-м году для обревизования Ставропольской семинарии, на испытании воспитанников в присутствии всех преподавателей Семинарии и воспитанников учеников Богословского отдела кощунно отозвался о поведаниях библейских. Слова его повторялись одними кощунно, а благочестивыми христианами — с великою скорбью. Гусев однако получил награду — Орден Св. Владимира 3-ьей степени и сряду однако должен был оставить службу при Академии. Успешное влияние интриг ректора архимандрита Епифания в соединении с протоиереем Крастилевским при Митрополите Филарете выразилось, с одной стороны, неподвижностью в Синоде исхода дела Крастилевского, с другой, — нахально дерзкими безнаказанными действиями архимандрита Епифания, до того забывшегося, что в один из высокоторжественных дней, по окончании Божественной литургии в летнем кафедральном соборе, он, сослуживший Епископу, вследствие спора с кафедральными священнослужащими, в присутствии Командующего войсками генерал-адьютанта графа Евдокимова и всего военного и гражданского начальства, сопровождавших Епископа к экипажу, подбежал к дверцам кареты, и, остановив весь разъезд, с великим раздражением стал разъяснять жалобу свою. Епископ сказал: «здесь не место — мы задерживаем всех» — приказал ему ехать в Архиерейский дом, чтобы там объяснить ему случившееся. Оказалось, что архимандрит заносчиво оскорбил кафедральных священнослужащих и потому получил предложение Епископа две недели не выезжать из дома. Взыскание это, естественно, не умиротворило архимандрита Епифания, опиравшегося на давнее покровительство Митрополита Филарета.

Отношения Митрополита Исидора к преосвященному Игнатию были также не благосклонны. Они выразились довольно резко в проезд Митрополита из Тифлиса на Киевскую кафедру. В видах поощрения и большего развития воспитанников Семинарии старшего курса епископ Игнатий ввел обычай призывать к себе на духовную беседу и рассуждения о предметах веры воспитанников Семинарии богословского курса, отличающихся благонравием и успехами в науках, по засвидетельствованию ректора и в сопровождении профессоров. Беседы эти происходили за вечерним чаем, сопровождаемым угощением фруктами и разными сластями. Такое обращение Епископа со своими подчиненными показалось Митрополиту Исидору до неприличия фамильярным, и он при свидании с ним в г. Георгиевске не остановился сделать ему словесный строгий выговор, на который Епископ отвечал одним молчанием. Особенная неуместность этого обстоятельства и бестактность, чтоб не сказать необдуманность выговора состояла в том, что он был сделан в присутствии Начальника губернии генерал-лейтенанта Волоцкого, нашедшего нужным успокаивать Митрополита, убеждая его удовлетвориться молчанием Епископа. Когда Преосвященный Митрополит Исидор занял место вскоре за тем почившего Санкт-Петербургского Митрополита Григория, епископ Игнатий письмом просил Митрополита Исидора о переводе его в одну из Епархий восточной России, где бы он мог присмотреть себе монастырь, чтоб поселиться в нем на покое. Просьбе этой Митрополиту Исидору угодно было дать тот смысл, что будто бы Преосвященный Игнатий просил очистить ему вакансию на Воронежскую кафедру, а потому так, как кафедра эта занята, то и просьба Преосвященного удовлетворена быть не может. Иронический тон письма не оставлял никакого недоразумения. Напрасна была просьба его об этом же к Филарету Московскому. Между тем Преосвященного постигла очень тяжелая болезнь — натуральная оспа, при сильном горячечном состоянии. Болезнь длилась, выздоровление хотя наступало, но медленно, силы его стали видимо слабеть, и он решился проситься прямо на покой, в уже знакомый ему Николо-Бабаевский монастырь Костромской епархии. В конце июля 1861 года подал о том рапорт в Синод и обратился со всеподданнейшим письмом к Государю Императору.

<…> Августа 5-го состоялось увольнение с назначением пенсии по тысяче рублей в год, впоследствии она по Высочайшему повелению увеличена до полутора тысяч в год.

19-го сентября 1861-го года Государь Император посетил Кавказ, но в Ставрополе не был, а, осматривая вновь покоренные земли за Кубанью, спрашивал у графа Евдокимова (главная квартира которого была в Ставрополе) о Преосвященном, и через него прислал ему орденские знаки Св. Анны 1-й степени, которые уже не застали Владыку в Ставрополе, а отправлены были ему по почте на новое место жительства.

При отъезде из Ставрополя, как прежде из С.-Петербурга, у Преосвященного не имелось собственных денежных средств. Он должен был опять прибегнуть к посторонней помощи, чтоб рассчитаться с некоторыми долгами и покрыть путевые издержки. На пути следования через Москву он остановился у старого знакомца своего Преосвященного Леонида, епископа Димитровского, Викария Московского. При представлении своем Митрополиту Московскому он докладывал ему свои замечания о грустном и несоответственном цели воспитания юношества, приготовляющегося к служению Церкви; о гибельном вторжении в среду воспитателей, а потому и воспитываемых, — идей самых враждебных, противоположных Духу Христианства в его Церковно-Православном Учении. Владыка Московский Высокопреосвященный Филарет сознавал истинность этого явления, свидетельствованного множеством фактов и вместе оправдывал свое невмешательство в дело духовно-учебное старостью своею и своим отдалением от центра духовно-административного [1347].

На другой день после свидания с Высокопреосвященным епископ Игнатий подвергся нервному удару в правую ногу (ichias), что заставило его отнестись к медицинской помощи и продлило пребывание его в Москве на целых две недели. Хотя множество поставленных пиявок ослабили действие удара, но с того времени Преосвященный постоянно чувствовал слабость и болезненность в этой ноге.

Для полноты очертания плодов деятельности епископа Игнатия на Кавказской кафедре здесь уместно будет сказать, что множество следственных дел, тянувшихся производством, часто по предлогам не только неуважительным, но даже и умышленно не добрым, множество неудовольствий между прихожанами и духовенством и еще большее число дел, возникавших от враждебных столкновений уездных гражданских властей с духовными — или были прекращены примирением враждовавших сторон, или разобраны и решены окончательно. Из множества их ко времени выбытия Епископа на покой осталось сравнительно ничтожное число неоконченных, так что вообще можно сказать все отрасли Епархиального управления оживились самою энергично-благотворною деятельностью.

Занятия по управлению Епархиею не изменяли его обычно келейного дела, его главного иноческого подвига в постоянном самонаблюдении; он продолжал внимательно изучать жизнью монашество, как науку жизни, ведущую к христианскому совершенству. Здесь, кроме устно сказанных им поучений, преимущественно из опытов аскетического подвига, он написал всю книгу, озаглавленную им: «Приношение современному монашеству», составившую 4-й том его творений, изданную в 1867 году. В ней преподает он современному монашеству советы жизни иноческой в правилах наружного поведения и о внутренней душевной деятельности, применительно к тем многоразличным служениям, какие возлагаются на монашествующих в наше время. Здесь же составил он слова: «О различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу», «О чувственном и духовном видении духов» и «О спасении и христианском совершенстве». Слово о видении духов составлено Преосвященным на основании учений святых Отцов Вселенской и Восточной Церкви, подтвержденных и уясненных его собственными опытами. В опыты эти он введен был перстом Промысла Божия, и, поведывая их в течение большей половины своей духовной жизни, изображал их в своих книгах, рассматривая и описывая их как с духовной, так и физической стороны.

Здесь же, в Ставрополе, по поводу нового догмата, введенного Римскою церковию в учение о Рождестве Божией Матери, по просьбе местных благочестивых православных христиан [1348], им изложено «Учение Православной Церкви о Божией Матери», помещенное в конце «Аскетической проповеди», составляющей 3-й том сочинений епископа Игнатия, издания 1867 года.


Священник Михаил Моздор

<…> Кавказская епархия, вверенная святительскому окормлению епископа Игнатия, простиралась с востока на запад от Каспийского моря до Черного и Азовского. Снежные вершины Главного Кавказского хребта служили ее южной границей, а на север тянулись сухие степи до рек Кумы и Маныча. Христианство в эти края было принесено в древние времена проповедниками Слова Божия из Византии, о чем свидетельствуют памятники-храмы, относящиеся к X веку в верховьях рек Кубани и Зеленчука. Вплоть до XIX века в живописных развалинах на правом берегу Подкумка находили церковную утварь, выкованную из серебра, а также большие железные кресты, которыми обыкновенно украшают главы православных церквей. «Предание помещает здесь древний город черкесской земли Бергусант, что значит собрание многих антов, может быть, «собрание верующих», то есть церковь антов» [1350]. Носителем имени этого древнего города, переделанного на русский лад, является теперь скромная станица Бургустан.

Все эти свидетельства говорят о рассвете некогда в этих краях христианской жизни. В XVI веке прерванную христианскую традицию возродила Русская Православная Церковь. В 1567 году на левом берегу Терека по указанию царя Иоанна Грозного была заложена крепость Терки. Этот год считается началом поселения на Кавказе российских служилых людей. После Персидского похода царя Петра I заселение кавказских просторов выходцами из внутренних губерний России началось с новой силой. Вместе с поселенцами на Тереке и Кубани появлялись все новые православные храмы. Духовное окормление этого Края было вложено на астраханских архиереев, хотя громадные расстояния не позволяли им должным образом выполнять свою миссию. Поэтому в самом конце XVIII века ввиду обширности Астраханской епархии было учреждено Моздокско-Маджарское Викариатство, которое просуществовало около 6 лет и было закрыто по причине малочисленности его церквей. В то время как восточная часть Северного Кавказа по церковным делам относилась к Астраханской епархии, западная часть Черномории, насчитывавшая в то время только 14 церквей, находилась в ведении Таврическо-Феодосийского Викариатства Екатеринославской епархии. Гражданская власть в этот период сосредоточивалась в Георгиевске, небольшом городке на реке Подкумок. Именно там в 1783 году, после молебна в ныне действующей походной церкви святителя Николая, был подписан трактат о добровольном принятии Грузией покровительства России. Тем временем разрастались казачьи поселения вокруг Азово-Моздокской укрепленной линии, построенной по проекту князя Потемкина, утвержденному 24 апреля 1777 года подписью императрицы Екатерины II.

Со временем административный центр из Георгиевска переместился в одну из крепостей — Ставропольскую, расположенную на обширной одноименной возвышенности. С 1 января 1843 года Ставрополь получил новый высокий статус кафедрального города в связи с вновь открытой Кавказской и Черноморской епархией.

Открытие Кавказской епархии (1843) и возвышение ее кафедрального города Ставрополя в центр Ставропольской губернии (1847) происходили в самый разгар непрерывных военных действий с Шамилем. Война эта, продолжавшаяся более полувека, изнурительным бременем ложилась на плечи всех жителей Кавказа от мала до велика. В 1853 году положение населения еще более ухудшилось. Обострившиеся отношения между Россией, с одной стороны, а также Турцией, Англией и Францией — с другой, доставили командованию Кавказа серьезные беспокойства и вынудили его готовиться к боевым действиям с самыми серьезными противниками. Несмотря на то что основные военные действия в 1853–1856 годах развернулись в Крыму, Северному Кавказу в этой войне отводилось чрезвычайно важное место. К народам Кавказа были отправлены «десятки османских и английских эмиссаров с письмами… и традиционным призывом к «священной войне» против России» [1351].

В дальнейшем, несмотря на то что Шамиль официально получил от Порты звание генералиссимуса черкесской и грузинской армии, а его наиб Магомед-Амин был провозглашен начальником всех горских ополчений Западного Кавказа с вручением ему генеральских регалий, ни тот ни другой не смогли оказать серьезного влияния на обстановку в Закавказье и на Северном Кавказе. В этот период многие священники Кавказской епархии, делившие все тяготы военной жизни своей паствы, к моменту восшествия на Ставропольскую кафедру святителя Игнатия были награждены боевыми орденами.

Суровые условия военного быта, в которых паства Кавказской епархии жила на протяжении многих десятилетий, воспитывали в ней воинственный характер. Однако постоянные опасности и бедствия, от которых спасти мог часто только Господь, пробуждали в сердцах людей ревностное благочестие. Впрочем, рядом с трудолюбивыми земледельцами и доблестными воинами в Крае жили бродяги, воры и разбойники. С православными христианами соседствовали: горцы-мусульмане, кочевники-язычники, католики, армяне григорианского исповедания, старообрядцы-раскольники, представители самых разнообразных сект. Таким разноплеменным, разноязычным, многообразным по вероисповеданию и тем более по духовно-нравственным качествам населения был Северный Кавказ, когда только что принявший благодать архиерейства святитель Игнатий отправлялся к месту своего архипастырского служения. Собираясь в путь, он писал к своему брату, П. А. Брянчанинову, бывшему в то время Ставропольским вице-губернатором: «Усердно желаю, чтобы ты остался в Ставрополе и чтобы нам Бог благословил потрудиться вместе для пользы христианства… Церкви Православной и тесно связанной с нею пользы Отечества… молю Господа, чтоб даровал мне посвятить себя всецело учению Христову, как этого и требует моя обязанность, и этим учением пропитывать себя и ближних во спасение».

В самые лютые морозы зимой 1858 года святитель Игнатий со своими спутниками находился в пути. Железнодорожное сообщение тогда было только между Петербургом и Москвой, а далее, через Курск и Харьков приходилось ехать на лошадях. В степях за Доном на путников внезапно обрушился жестокий снежный буран, да так, что сама жизнь епископа Игнатия подвергалась опасности. Четвертого января, в канун Крещенского сочельника, Владыка прибыл в Ставрополь.

Высокий холм, поднимающийся над Ставропольской возвышенностью, венчался кафедральным собором Казанской иконы Божией Матери архитектуры Тона. Еще издали виден был этот храм, стоящий как бы на облаке, над всем городом [1352].

К сожалению, архиерейское служение не могло совершаться в этом прекрасном вместительном храме, так как он не отапливался. В зимнее время торжественные богослужения совершались в теплом Спасском соборе, расположенном над лавками гостиного двора. Вероятнее всего, именно в нем была произнесена первая на Кавказе, краткая, но проникновенная проповедь епископа Игнатия: «Мир граду сему! Произношу это приветствие по завещанию Господа моего, пришедши с посохом пастыря в богоспасаемый град Ставрополь… В душе, в которой от покорности Богу утихли страсти, царствует Бог, царствует мир Христов… Такой мир испрашиваю себе и вам, возлюбленные братья, у единого Подателя истинного и святого мира, у Господа нашего Иисуса Христа». И к этому внутреннему духовному миру, которого искал для себя и для своей паствы Святитель-подвижник, Бог «приложил» (Мф. 6:33) мир внешний, долгожданный, мир в полувековой Кавказской войне. Война эта закончилась победой именно в тот период, когда над Северным Кавказом распростер святительский омофор епископ Игнатий.

В Ставрополе тогда было 12 церквей. При кавказском Архиерейском доме имелся кавказский кафедральный Казанский собор, его обслуживали: 1 протоиерей, 3 священника, 5 диаконов вместе с протодиаконом, а также псаломщики, звонари в количестве 35 человек. Этот же штат обслуживал в зимнее время гостинорядскую Спасскую церковь (зимний собор). К Архиерейскому дому также относились две домовые церкви: Крестовоздвиженская, при временном приюте Епископа, и Андреевская на Воробьевских высотах, без причта. Кроме того, в городе действовал один Троицкий (холодный) собор со штатом из 1 протоирея, 3 священников и 2 диаконов, две одноштатные приходские церкви великомученицы Варвары и Георгия Победоносца, три одноштатные церкви в казенных богоугодских заведениях (в гимназии, в Иоанно-Мариинской женской общине и тюремном замке) и две кладбищенские церкви, Успенская и Даниловская, без причта. Кроме того, в городе действовала Духовная семинария, открывшаяся в 1846 году, единственный на Кавказе колокольный завод, существовавший с 1843 года, и публичная библиотека, открытая в декабре 1852 года.

С первого дня пребывания в Ставрополе владыка Игнатий ощутил тяготы неустроенности вверенной ему кафедры. Ветхая хижина, именуемая Архиерейским домом, пожертвованная 14 лет назад купцом Волобуевым для временного приюта первого Ставропольского епископа Иеремии, к тому времени стала разрушаться. Поэтому Святитель первые полгода вынужден был проживать на частной квартире, безвозмездно предоставленной ему Г. Стасенковым. Само содержание Архиерейского дома было наискуднейшим. Всех угодий, предоставленных Краем Архиерейскому дому, было лишь 200 десятин земли, при реке Мамайке близ Ставрополя. Отдаваемая в годичное оброчное содержание, эта земля приносила 200 рублей серебром в год и овощи для насельников Архиерейского дома. Еще более скудный доход приносили рыбные ловли на реке Терек возле Моздока. Их отдавали в годичное пользование некоему армянину Б. Каспарову, доход составил в 1859 году 34 рубля серебром, а в 1860 году — и вовсе 22 рубля. Кроме того, в качестве статьи дохода упоминается еще мельница, от которой, судя по дальнейшему ходу дел, проку было также немного. Поэтому братия Архиерейского дома, в которую вошли прибывшие со Святителем его ученики, разделяла все тяготы своего наставника. Они же и вели посильный ремонт в жилых помещениях при Крестовоздвиженской и Андреевской церквах, а также совершали богослужения в них и в церкви ставропольского тюремного замка.

Несмотря на изобилие праздничных богослужений в январе и начавшиеся со 2 февраля великопостные службы [1353], владыка Игнатий находил время заниматься административными делами. Прежде всего, Святитель был озабочен надлежащим устроением вспомогательных по отношению к Епископу учреждений Духовной Консистории и состава окружных благочинных. На этом поприще деятельность Архипастыря выразилась в тщательном отборе трудолюбивых и исполнительных кандидатов, а также устранении от дел лиц корыстолюбивых и самовластных. В этой связи немало хлопот доставил ему кафедральный протоиерей Константин Крастилевский, «врожденная хитрость» которого, «доходящая до коварства», позволяла держать в Консистории превосходство перед прочими членами.

Наряду с активной деятельностью по приведению в надлежащий вид органов административного управления, Святитель проявлял самое живое участие в деле улучшения быта своей паствы, Консисторских служащих и клира. Не оставлял он с первых дней своим вниманием и забот о воспитании будущих пастырей воспитанников Кавказской духовной семинарии.

Не давала покоя Епископу и мысль о должном устройстве жилища правящего Архиерея. Владыка вполне понимал, что ему не придется пожинать плоды трудов своих, но это не уменьшало его усердия в преодолении стоящих на пути препятствий.

Убогая хижина при Крестовоздвиженской церкви и прилегающее место не понравились Преосвященному Игнатию, по мнению которого Архиерейский дом должен стоять вдали от шумных мест города и носить характер монастыря. Другое место в верхней части города, именуемое Воробьевкой, при Андреевской церкви, весьма удобное и живописное, вполне отвечало запросам архипастыря. При этом месте была «лесная дача с плитною ломкою», пожертвованная Дому городом [1354]. Но место это находилось в процессе с чиновником Крупинским, самовольно захватившим значительную часть участка и устроившим там кирпичный завод. Поэтому предстояло законным образом вернуть незаконно захваченный своевольным предпринимателем участок и собрать значительные средства, прежде чем начать строительство дома.

Встретив день Святой Пасхи в Ставрополе и совершив радостные богослужения Светлой седмицы, владыка Игнатий стал собираться в дальний путь для обзора Епархии. Однако позднее наступление весны не позволило ему далеко отлучаться от кафедрального города в течение всей Пятидесятницы.

12 мая, в день Святого Духа, Святитель совершил богослужение в станице Михайловской [1355] в трехпрестольной деревянной церкви Архангела Михаила, имевшей приделы благоверных князей Петра и Февронии и благоверного князя Александра Невского. За богослужением епископ Игнатий совершил освящение Георгиевского знамени, Высочайше пожалованного Линейному войску. Перед освящением знамени владыка Игнатий произнес проповедь, которая была отпечатана и разослана по всему Линейному войску.

Через 2 дня, 15 мая, Преосвященный Игнатий, сделав соответствующие распоряжения Духовной Консистории о пересылке ему по пути следования входящих важных документов, выехал из Ставрополя для осмотра восточной части Епархии.

По предварительному плану, вся протяженность маршрута должна была составить 759 верст, однако в действительности расстояние пути было увеличено Святителем более чем вдвое. От губернского города Ставрополя путешествие Епископа пролегало через населенные пункты: Марьевскую, Биховскую, Сергиевскую, Высоцкое, Ореховское, Медведевское, Журавское, Китаевское до Новоселицкого. В этом селе уже в то время было два священника и два больших каменных храма во имя святого благоверного князя Александра Невского и в честь Преображения Господня. Далее путь пролегал через Чернолесское, в котором была каменная церковь святителя Николая, Маслокутское (теперь Стародубское), до Воронцовского (теперь Зеленокумск), в котором действовали две каменные церкви: Рождества Богородицы и огромный храм в честь Преображения Господня (село это обслуживалось 3 священниками). К началу лета Владыка через Новозаведенное, Георгиевск и Лысогорскую добрался до уездного города Пятигорска. Православная церковь в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» располагалась в нижней части этого города. Храм был деревянный, тесный, низкий и во всех отношениях не соответствовал городу. На собранные со всей России средства в городе стал в 1847 году возводиться каменный Спасский собор, по проекту архитектора Тона. В 1858 году собор этот был возведен уже до куполов, но появившиеся по всему зданию трещины, свидетельствовавшие о слабости фундамента, заставили разобрать его до основания (постройку окончили только в 1867 году). Посетив Скорбященскую церковь, епископ Игнатий после совещания с городским духовенством и городскими властями нашел возможность расширить храм и возвести над ним деревянный купол, чтобы устранить невыносимую духоту во время летних богослужений. Воодушевленные горожане, добыв в скором времени достаточное количество лесного материала превосходного качества, взялись за работу. Праздник Рождества Христова жители Пятигорска встречали уже в новом храме, вмещавшем, по сравнению с прежним, тройное количество молящихся. С посещением Пятигорска Преосвященным Игнатием связано еще одно важное для города событие. Летом 1858 года святитель «совершил торжественное освящение грота известного Большого Провала, ставшего доступным для обозрения и для лечения благодаря проведенному к этому творению природы тоннелю. После погружения владыкой Игнатием креста в воды подземного озера Провала и окропления стен его грота освященной водой здесь был поставлен образ Скорбящей Божией Матери. Впоследствии в память о торжестве открытия тоннеля и освещения Провала управление Кавказских минеральных вод поставило в гроте киот с иконой целителя страждущих святого Пантелеимона» [1356].

Судя по резолюциям Святителя на документах, доставляемых ему из Консистории, Владыка пребывал в Пятигорске с 3 по 26 июня 1858 года. Консисторские бумаги, подписанные им 30 июня и 6 июля, говорят о его пребывании в станице Ессентукской. Время путешествия Архипастыря через Моздок и укрепленные станицы Гребенского и Терского казачества, лежащие в непосредственной близости к зоне боевых действий, до Кизляра, точно неизвестно. В консисторских бумагах имеется документ, подписанный Святителем 4 августа, но без указания места подписания. Вероятнее всего, владыка Игнатий проделал путь до Кизляра и обратно или между 6 и 21 июля, когда он находился уже в Кисловодске, или в промежутке между 26 августа и 11 сентября. Путь этот, несмотря на конвой, сопровождавший ревностного Архипастыря, был полон всевозможных опасностей. Преосвященный Иеремия, первый Кавказский епископ, вспоминая о своей деятельности на Ставропольской кафедре, писал: «…не было места на всем Предкавказье, где не угрожали бы либо плен, либо меч, либо шашка, или меткая пуля черкесская. По сему всякий путник, почти на всех путях Кавказа, непременно должен был иметь и память о смерти, и готовность встретить смерть по-христиански. А для сего некоторые из священнослужителей кавказских в путешествии своем имели при себе Святые Дары». Не исчезла эта опасность и во время служения на Кавказе епископа Игнатия. Так, село Сухая Буйвола, которое Владыка посетил на обратном пути в Ставрополь, несмотря на то что расположено оно довольно далеко на севере от укрепленной линии, в этом же году подверглось нападению горцев. Во время вооруженной схватки 5 человек крестьян были убиты, а 2 женщины попали в плен. Село Марьевское (теперь Старомарьевское), расположенное всего в полутора десятках верст от самого Ставрополя, терпело нападения горцев вплоть до 1864 года.

В дни пребывания в Моздоке епископ Игнатий встретился с депутацией горцев, жаловавшихся на безразличие прежнего моздокского протоиерея к их нуждам. Протоиерей этот находился в то время под церковным следствием, но протоиерей К. Крастилевский, состоявший с ним в родстве, всячески препятствовал ходу следствия. Это производило в среде горцев сильное волнение. Пылкие по своему темпераменту, они размышляли уже похитить чудотворную икону Божией Матери из Успенского храма и удалиться в горы. Раздосадованные невозможностью объясниться со своими священниками и лишенные по этой причине таинства исповеди, горцы-христиане обратились к прибывшему Архипастырю с последней надеждой. Епископ Игнатий предложил им священника из грузин, знавшего осетинский язык, что вызвало восторг среди осетинского населения. Чтобы утешить и черкесов, Епископ посоветовал им избрать из своей среды благонравного юношу для подготовки его к служению Церкви. Предложение было принято с удовольствием. Молодой человек из дворянского рода, получивший уже некоторое образование при Моздокском духовном училище, был тут же представлен Святителю. И пока тянулось отчисление черкеса из казачьего ведомства в духовное, он долгое время жил в Архиерейском доме, посещая занятия в Семинарии.

Успокоив таким образом волнения в Моздоке, Святитель отправился далее на восток в уездный город Кизляр, удаленный на 500 верст от Епископской кафедры. В этом городе он посетил церковь в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» и Кизлярский Крестовоздвиженский монастырь, где настоятелем в то время был игумен Герман. К сожалению, многочисленные проповеди, произнесенные Святителем в этот период и вошедшие в IV том его творений, не имеют датировки, хотя некоторые из них могли произноситься им за богослужениями на приходах во время обзора Епархии.

Летом 1858 года владыка Игнатий задержался некоторое время на Кавказских минеральных водах, чтобы немного поправить свое здоровье. В письме от 21 июня 1858 года настоятелю Валаамского монастыря игумену Дамаскину епископ Игнатий писал: «Один климат здешний служит врачеванием… В настоящее время нахожусь в Кисловодске, где принимаю ванны из минеральных вод… Здоровье мое несколько поправилось от употребления сперва серных теплых, потом щелочных умеренных и, наконец, прохладных и холодных ванн из нарзана. Но, по свидетельству здешних опытных людей, невозможно получить полного исцеления в одно лето от закоренелой, долговременной простуды, какова моя…»

Постоянно занятый мыслью о благоустройстве Епархии, Святитель-подвижник прервал свое лечение на той стадии, когда скрытые его болезни различными путями стали прорываться наружу. Несмотря на полное ослабление организма в этот момент, Преосвященный оставил Кавказские минеральные воды и продолжил посещение приходов вверенной ему Епархии.

На обратном пути из Георгиевска епископ Игнатий посетил Обильное, двухштатный приход Солдате-Александровское с деревянной церковью во имя благоверного князя Александра Невского и Отказное, в котором в 1797 году была построена деревянная церковь во имя святителя Николая, а построение другой, каменной церкви во имя Трех Святителей было окончено в 1858 году. В числе бумаг, поступивших в Духовную Консисторию при возвращении епископа Игнатия в Ставрополь, упоминается документ об освящении церкви в селе Отказное. Возможно, освящение этого нового храма было совершено самим Святителем.

Далее путь Епископа пролегал через Федоровку (Новогригорьевское) и Новоархангельское до Прасковеи, которое славилось своим вторым храмом в честь Вознесения Господня. Храм этот был «выстроен в характере первоначально употребленном архитектором Тоном, который долгое время слыл под именем «византийского». Размерами он не уступал Ставропольскому кафедральному собору и был «расписан московскими художниками соответственно вкусу и обилию Края».

Посетив прикумские селения: Правый Кумский отселок, Владимировку, Левый Кумский отселок, Бургун-Маджары, Покойное, Святитель повернул на запад. На пути его были расположены села: Сотниковское, Бурлацкое (имевшее в то время только молитвенный дом). Благодарное (с двухштатным каменным храмом во имя святых бессребренников Косьмы и Дамиана), Александрию (с двумя храмами Дмитрия Солунского и Алексия, человека Божия), Шишкинское, Сухая Буйвола, Камбулат, Ягуры. (Здесь, по докладу Преосвященного в Духовную Консисторию, велась подготовка к строительству церкви. Храм этот во имя Архангела Михаила был выстроен в 1860 году). Прибыв через Николину Балку в село Петровское, святитель Игнатий был поражен великолепием построенного здесь храма. Храм этот во имя святителя Николая, имевший второй придел во имя Петра Новгородского, был лучшим во всем Кавказском крае. Он, по свидетельству епископа Игнатия, «в характере первых храмов Тона, очень похож на храмы святой Екатерины великомученицы в Коломне и Введения в Семеновском полку в Санкт-Петербурге».

Далее епископ Игнатий через Донскую Балку, Константиновское, Благодатное (имевшее церковь Покрова Божией Матери), Кугульту (с храмом Казанской Божией Матери) и Дубовку (с церковью Дмитрия Солунского) 19 сентября в 6 часов вечера прибыл в Ставрополь.

Ознакомившись с восточной частью Епархии, Архипастырь остался доволен духовно-нравственным состоянием духовенства, состоянием храмов, утвари и ризниц.

Во время отсутствия святителя Игнатия в Ставрополе было окончено возведение нового Архиерейского дома. Пожертвованные ставропольскими гражданами, по воззванию Преосвященного, 3875 рублей были недостаточными для строительства Архиерейского дома, так как стоимость, например, лесных материалов в Ставрополе была вчетверо дороже, чем в Санкт-Петербурге. Поэтому Владыка обратился к духовенству Епархии с просьбой о посильных пожертвованиях из церковных сумм. Однако впоследствии из-за недовольства Синода деньги эти пришлось вернуть под расписку. И все-таки, несмотря на трудности, в кафедральном городе был построен скромный деревянный Архиерейский дом, впрочем не чуждый изящества. По замечанию Леонида Соколова, Дому было дано новое расположение. «Помещенный на конце города, вдали от шума… епископский приют напоминал собою уединенные монастыри и скиты Российские…» [1357] Письмо епископа Игнатия игумену Дамаскину позволяет уточнить место его расположения: «Домик… деревянный, весьма небольшой и весьма удобный, при церкви; из комнат в церковь ход… Церковь с домиком моим находится посреди большого сада… и весьма напоминает Оптинский скит». Храм, упоминаемый в этом письме, не мог быть никаким другим, кроме теперешнего Андреевского кафедрального собора [1358].

Кроме строительства нового деревянного дома на каменном фундаменте, трудами братии Архиерейского дома, или, как его стали называть, «Андреевского Крестового монастыря», в течение периода с июля 1858 по январь 1859 года в самой церкви были отремонтированы печи, вставлены недостающие в рамах стекла, отреставрированы изъяны штукатурки, поправлена церковная ограда.

Вернувшийся из объезда Епархии епископ Игнатий вновь обратился к проблемам Духовной Консистории. К тому времени Святитель пришел к твердому убеждению, что исправление протоиерея Крастилевского дело невозможное, а удаление его из Консистории дело необходимое. Преосвященный Игнатий указом от 24 сентября 1858 года уволил его от должности кафедрального протоиерея и от присутствия его в Консистории, а 17 ноября того же года предоставил ему настоятельство в моздокском храме. Прикрываясь ложным смирением и ссылаясь на всевозможные обстоятельства, бывший кафедральный протоиерей стал проявлять неповиновение и противодействие Архиерейским распоряжениям. Отсылая непрестанные жалобы в Синод, он в самых деликатных выражениях настойчиво требовал исполнения собственной воли. Вначале он ходатайствовал об оставлении его кафедральным протоиереем, затем протоиереем Троицкого собора, Успенского кладбищенского храма и, наконец, церкви тюремного замка. Несмотря на многочисленные предложения Преосвященного, протоиерей Крастилевский требовал только своего. В конце концов, из-за вмешательства синодальных бюрократов, стремившихся лишь к соблюдению формальной законности, в отличие от морально-нравственного подхода епископа Игнатия, протоиерей Константин Крастилевский был помещен при церкви тюремного замка.

В это же время епископ Игнатий рассмотрел горы незавершенных дел, скопившихся в Консистории. Этому, в частности, способствовали прежние члены Консистории. Так, немыслимая клевета секретаря Д. Васильева на протоиерея Афанасия Кучерова дошла до Святейшего Синода и Императора. Следствие по этому делу епископ Игнатий производил уже по Высочайшему указанию. Деятельность помощника секретаря Альбанова порождала многочисленные жалобы на него. Поэтому под влиянием святителя Игнатия состав Консистории совершенно изменился. Из прежнего состава остался только протоиерей Дмитрий Гремячинский.

В начале мая 1859 года святитель Игнатий отправился из Ставрополя для обозрения церквей западной части Епархии — Черномории. В это время Епископом было посещено 100 церквей, совершено 17 литургийных служений. Длительная остановка была совершена лишь в Тамани. Проделав путь в 1866 верст, в августе святитель Игнатий вновь возвратился в Ставрополь.

Наряду с упорядочением консисторского делопроизводства, особое внимание святителя Игнатия было обращено на значение окружных благочинных и их участие в деятельности правящего Архиерея. Кавказская епархия состояла из 18 благочиний. Некоторые из них находились на значительном расстоянии от кафедрального города. В целях предоставления благочинным возможности наилучшего исполнения обязанностей, епископ Игнатий постарался освободить их от лишних забот и должностей. В первую очередь это коснулось вновь назначенного благочинного по городу Ставрополю протоиерея Троицкого собора Феодора Поспелова. Для укрепления духовенства на местах служения Святитель рассматривал их прошения о переводе, только учитывая мнение благочинных, что поднимало авторитет последних. С одной стороны, эта мера облегчила канцелярскую работу Консистории, а с другой в скором времени выявила и очертила характеры благонамеренных и своевольных пастырей. До возглавления кафедры епископом Игнатием все следствия по различным тяжбам в среде духовенства велись Консисторией, обычно оставлявшей благочинных в неведении, что не лучшим образом влияло на исход разбирательства. Для устранения этого отрицательного явления епископ Игнатий предложил использовать для следствия исключительно благочинных. Кроме указанных мер, преосвященный Игнатий старался дать возможность благочинным, кроме формальных официальных рапортов, иметь самое непосредственное общение со своим Архипастырем.

Большое значение владыка Игнатий придавал строительству и благоустройству храмов и духовных учебных заведений. При нем в 1859–1860 годах у кафедрального собора по проекту архитектора Воскресенского была сооружена грандиозная колокольня. Специально для нее был отлит огромный колокол, весивший 523 пуда. В это же время ставропольский купец Ефимий Дмитриев пожертвовал 1000 рублей серебром для устроения иконостаса в кладбищенской Успенской церкви. Наблюдение за его возведением епископ Игнатий поручил протоиерею Феодору Поспелову, а проект заказал тому же архитектору Воскресенскому. Вместе с упомянутым губернским архитектором святитель Игнатий, военный инженер по образованию, разработал проект каменного храма для села Новогригорьевского. Это грандиозное и величественное сооружение построил Ветров, участвовавший в качестве десятника в постройке здания Эрмитажа в Петербурге.

Кавказская духовная семинария, открытая 13 ноября 1846 года в день памяти святителя Иоанна Златоуста, трудами преосвященного Иеремии, во времена управления кафедрой епископом Игнатием, не имея собственного здания, вынуждена была снимать дома у частных лиц, а именно у протоиерея Димитрия Гремяченского. В правление Семинарии постоянно поступали предложения различных граждан Ставрополя, в том числе Д. Соннова и П. Волобуева, взять в наем или купить принадлежащие им дома в различных частях города. Правление Семинарии своим представлением от 28 февраля 1859 года, предоставило решение этого вопроса на усмотрение правящего Архиерея. Уведомив Святейший Синод о положении дел по вопросу размещения Кавказской семинарии, святитель Игнатий в мае 1859 года получил распоряжение и. о. Обер-прокурора Князя С. Урусова составить план смежных каменных домов Д. Соннова и П. Волобуева с обозначением предполагаемого там размещения Семинарии, а также смету на необходимую перестройку. В своем ответе обер-прокурору от 17 сентября 1859 года епископ Игнатий извещает его о том, что купец Д. Соннов, несмотря на двухкратные просьбы правления Семинарии представить планы зданий и проект условий, продал свои дома дирекции ставропольских училищ под размещение там женских гимназий. А одних зданий П. Волобуева, за которые он просит 44 000 рублей, для размещения Семинарии недостаточно. Кроме того, было неизвестно, может ли духовное ведомство выделить необходимую сумму для покупки упомянутых домов. Возможно, владыка Игнатий, убедившись на примере дела о протоиерее Крастилевском в формальном подходе Синода к проблемам далеких Епархий, задался целью решить этот вопрос осторожно и в свою пользу. Уступить Обер-прокурору на этот раз было нельзя, так как в этом случае Семинария вынуждена была бы терпеть различные неприятности в течение долгих лет. Дома этих упомянутых горожан с одной стороны примыкали к базарной площади, а с другой соседствовали с «девичьим училищем и шумной улицей присутственных мест». Расположение это было также неудобно и для преподавательского состава. Да и сами здания нуждались в серьезном ремонте. Поэтому епископ Игнатий отдал предпочтение предложению протоиерея Д. Гремяченского. Протоиерей уступал свои дома за «условную, самую сходную цену». Кроме имевшихся домов он предлагал купить еще «три или четыре соседних двора и выстроить на них трехэтажный каменный корпус», внутреннее расположение которого предоставлялось на усмотрение епископа Игнатия.

Таким образом, благодаря архипастырской внимательности к проблемам духовной школы Семинария с тех пор окончательно обосновалась в трех домах, в ближнем соседстве с церковью святого апостола Андрея Первозванного и Архиерейским домом [1359]. Преподаватели и воспитанники Семинарии имели теперь возможность всегда бывать за богослужением, которое совершалось по монастырскому уставу, и освежаться чистым воздухом в уединенной роще, недоступной для светских лиц.

Последний год служения на Кавказе (1861) был для Святителя особенно трудным. То жертвенное самоотвержение, с которым владыка Игнатий отдавал себя служению Церкви на Кавказской кафедре, значительно ослабляло его телесные силы. «Как раз в это время он заболел натуральной оспой и нервной горячкой» [1363]. Несмотря на все заботы о его здоровье как со стороны брата, губернатора П. А. Брянчанинова, так и со стороны доктора В. Снигирева, Святитель чувствовал все большее изнеможение. Следует отметить, что член ставропольской врачебной управы доктор В. Снигирев, исполнявший также должность штатного врача и преподавателя медицины в Кавказской семинарии, зная о слабом здоровье правящего епископа, еще в ноябре 1858 года изъявил желание быть постоянным доктором Архиерейского дома. С тех пор он усердно исполнял свои обязанности на этом поприще, причем безвозмездно.

Заметно ослабев, Преосвященный Игнатий почувствовал невозможность дальнейшего несения общественного служения. 24 июня 1861 года он направил рапорт в Синод с просьбой об увольнении его от управления Кавказской епархией. Вместе с рапортом в Синод Владыка обратился с особым письмом к Императору Александру II:

«Августейший Монарх! Всемилостивейший Государь! Чувствуя изнеможение сил от болезненности, продолжающейся около 40 лет, и постоянно питая в душе моей желание окончить дни в уединении, я послал в Святейший Синод рапорт, в котором… прошу об увольнении от управления Епархией и предоставлении мне в управление общежительного Николо-Бабаевского монастыря на Волге… То милостивое внимание, которое удостаивали меня Ваши Августейшие Родители… дозволяет мне обратиться к Вашему Императорскому Величеству с… убедительнейшей просьбою. Не во внимание к какой-нибудь заслуге или достоинству, коих нет у меня, в память Ваших почивших Родителей, окажите мне милость, повелите удовлетворить моему прошению, даруйте мне просимый приют, в котором я мог бы окончить в мире дни мои, вознося недостойные… молитвы к Богу о благоденствии Вашем… о покое и вечном блаженстве Ваших приснопамятных Родителей!»

В ожидании решения своей просьбы, размышляя о своей болезни, святитель Игнатий писал: «Слава Богу за все! Для меня болезнь была как бы цепями, обуздывавшими горячность моего характера и сложения, она препятствовала деятельности, вместе препятствовала и большему развитию гордыни, которая часто развивается от успешной деятельности».

В эти томительные дни ожидания радостным явлением стал для Владыки день 17 июля. В этот день в Ставрополе был получен указ Святейшего Синода об открытии мощей святителя Тихона Задонского. В указе этом, который предписывалось обнародовать в первый по получении воскресный или праздничный день, говорилось о том, что при сооружении нового храма в честь Владимирской иконы Божией Матери был разобран алтарь ветхой церкви, под которой находился склеп Святителя. Гроб его наполовину истлел. Несмотря на это, архиерейское облачение, пребывавшее в сыром месте 63 года, найдено целым, а тело нетленным. Подобные известия и тогда, и сегодня доставляют особую духовную радость и укрепляют людей в скорбях и болезнях. Очевидно, и для святителя Игнатия этот день принес духовный восторг и утешение.

5 августа 1861 года резолюцией Императора Преосвященный Игнатий был уволен от управления Епархией. В связи с этим кафедральный протоиерей Ф. Поспелов, по указанию Синода, издал следующее распоряжение: «Ключарю, протоиерею Стефану Гранинову, вместе с членами Консистории, принять у епископа Игнатия имущество по приходным и расходным книгам, выдать ему квитанцию и хранить полученное имущество и документы до прибытия нового Преосвященного». Согласно установленному порядку, епископ Игнатий передал Консистории имущество Архиерейского дома, в числе которого особым образом, по названию каждой книги, была перечислена библиотека, значительно пополнившаяся за последние три года. Только Святоотеческой литературы она насчитывала 180 томов, кроме того, в ней имелось Священное Писание и труды различных авторов по философии и истории на греческом, латинском, английском и французском языках.

«Осень 1861 года стояла теплая и мягкая, так что только прохлада ночей и близость гор напоминали о поздней поре года. Дни же были жаркие и ясные, как в половине августа» [1364]. В такие дня владыка Игнатий расставался с Кавказом.

16 сентября 1861 года Северный Кавказ посетил император Александр II. Минуя Ставрополь, он отправился осматривать вновь покоренные земли за Кубанью. По дороге он спрашивал графа Евдокимова (главная квартира которого была в Ставрополе) о Преосвященном (Игнатии) и через него прислал ему орденские знаки Святой Анны 1-й степени, которые уже не застали Владыку в Ставрополе.

Пробыв около трех недель в Москве у Преосвященного Леонида (Краснопевкова), своего воспитанника и друга, епископ Игнатий вместе со своей свитой отправился далее, в Николо-Бабаевский монастырь на Волге, куда прибыл 13 октября 1861 года. «Владыка принял монастырь при 60 рублях наличных денег, с двухтысячным долгом: ни хлеба, ни дров на грядущую зиму заготовлено не было». Видя столь острую нужду обители, святитель Игнатий решил продать подарок Императрицы — драгоценную панагию. Полученные за нее 30 тысяч были переданы Святителем на нужды монастыря. Истратив свои телесные силы в общественном служении Церкви Божией, Святитель-подвижник и на покое не смог оставить без попечения Христова стада. В будние дни он принимал посетителей, «по большей части простых крестьян, которых сам лечил». Так продолжалось почти три года, но затем, из-за большого скопления людей и телесной слабости, Владыка уже не смог посвящать целые дни приему посетителей. Но в вечерние часы, после дневных молитв и безмолвного уединения, епископ Игнатий по-прежнему принимал имевших к нему нужду иноков и послушников, вместе с которыми побеседовать с ним имели возможность и прочие посетители.

После первой зимы, проведенной на Волге, в мае 1862 года, владыка Игнатий посетил правящих Архиереев близлежащих Костромской и Ярославской епархий, а также Преосвященного Иринея, находившегося на покое в Толгском монастыре, и после этого уже никуда не выезжал, за исключением редких и коротких прогулок по окрестностям монастыря. Когда позволяло здоровье, он часто совершал богослужения в монастырском храме, что привлекало в обитель множество богомольцев из окрестных селений. Видя столь значительное увеличение числа молящихся, приходивших извне, епископ Игнатий заказал архитектору А. Горностаеву проект нового храма в честь Иверской иконы Божией Матери. Нашелся и жертвователь для столь богоугодного дела ярославский мещанин Федотов, взявшийся оплатить строительство возводимого храма.

Несмотря на постоянную болезнь Святителя, все привыкли видеть его одетым и всегда за письменным столом или в молитвенном подвиге.

Ваше Превосходительство,

любезнейший братец, Петр Александрович!

Видя себя пришедшим в крайнее изнеможение и болезненность, знаменующие приближение общего всем человекам переселения из гостиницы земли в вечность, покорнейше прошу Вас принять на себя, в случае моей кончины, распоряжение всем моим, впрочем, весьма небольшим имуществом, согласно прилагаемой при сем копии с предложения моего Костромской Духовной Консистории и согласно словесно сделанному мною Вам завещанию. Получив от Вас значительное денежное пособие во время нахождения моего на Кавказской кафедре, я прошу Вас принять те вещи, какие найдете нужными и полезными для себя и для сына Вашего, Алексей Петровича, в Вашу и его собственность; другие — отдать настоятелю и раздать братиям, преимущественно же тем из них, которые послужили мне лично. Главные предметы имущества моего состоят из: 1) библиотеки, 2) белья, шуб и разного платья, из которого цветные и бархатные рясы предназначены мною для ризницы Бабаевского монастыря, 3) экипажей: дормеза, кареты и зимнего возка. Сочинения мои, остающиеся в рукописях, передаю сполна в Ваши собственность и распоряжение.

Вам известен мой образ мыслей: почему понятно для Вас и то желание мое, чтоб оставшееся после меня имущество, как приобретенное при убогом служении моем Церкви, а не от родственников, послужило в пользу Церкви, ее служителей и нищей братии. Я убежден, что Вы исполните отчетливее и лучше мое желание, нежели как исполнил его бы я сам, и потому останавливаюсь от всякого мелочного распоряжения, могущего неожиданно затруднить Вас в Вашем действовании.

Милосердый Господь, по единой милости Своей, да отверзет ми врата милосердия Своего, да примет в них сиротствующую и нищую душу мою из среды многомятежного мира сего, да упокоит ее во Царствии Своем. В свою чреду, которая непременно наступает для каждого земного странника, воззваны будете и Вы предстать Богу. От всей души желаю, чтобы это воззвание было услышано Вами с радостию, как призвание к радости вечной, не наветуемой и не пресекаемой уже никакою скорбию.

Вашего Превосходительства покорнейший слуга и брат

Епископ Игнатий.
Телеграмма настоятелю Троице-Сергиевой пустыни архимандриту Игнатию (Малышеву) от 1 мая 1867 года в 9 час. 12 минут [1366]

Просят приехать на похороны Епископа Игнатия седьмого мая Вас, Чихачова, Яковлева, Гедеона.

Иеромонах Каллист.

Сведения о погребении Преосвященного Игнатия Брянчанинова [1367]

…В день погребения 7-го мая (5-го) отслужена… о. архимандритом Игнатием (Малышевым) соборная Божественная Литургия с панихидою.


Присутствовали:

Племянники родные

1. Александр

2. Николай Семеновичи Брянчаниновы

3. Петр Дмитриевич Паренсов

4. Алексей Петрович Брянчанинов

Бибиковы:

5. Елена

6. Параскева Ильиничны

7. Варвара

Чичерины:

8. Александра Александровна

9. Саша Константинович

10. Ольга Павловна, урож. княжна Голицына

Аскоченские:

11. Виктор Ипатьевич


Много было других, молившихся об упокоении новопреставленного.

Письма отправлены от Преосвященного:

1) От 24-го апреля князю Михаилу Дмитр. Волконскому

2) От 25-го апреля Ивану Никитичу Глазунову

3) От 25-го апреля М. П. Бибиковой

4) От 25-го апреля в моем письме (П. П. Яковлева)

5) А. П. Плещеевой

6) С. И. Снессоревой

При погребении было до 5000 человек.

Капитала осталось после усопшего 7 копеек и долгу 70 рублей, которые поручил заплатить на имеющего получиться за два месяца пенсиона.

1 мая уведомили меня по телеграфу о кончине Преосвященнейшего Игнатия. А накануне я благодарил его письмом за присланные последние тома его сочинений: письмо мое застало его во гробе. Служил по новопреставленном две обедни сам и две панихиды собором, но память о нем останется в душе моей навсегда.

После вашего преподобного Нила Сорского Преосвященный Игнатий был вторым и, может быть, последним монашеским учителем и писателем, а по силе слова, по ясности изложения своего аскетического учения — первым и единственным. Никто из современников не мог равняться с ним в знании Отеческих писаний. Это была живая библиотека Отцов.

Учитель плача, новый Иеремия, скончался к этому пророческому дню, и последователь преподобного Нила погребен в день его памяти. Вся седмица мироносиц, по Евангелию Иоанна, как бы посвящена усопшим, и вся Вселенская Церковь воздала эту честь новопреставленному невольно.

Учение о хлебе жизни, которое так убедительно объяснял Преосвященный, читалось в тексте над его непогребенными еще мощами. Верую я, что все это совершилось по небесному чину.

Сергиева пустынь, конечно, воздаст ему свое благодарение: еще живы в ней и ученики и дела усопшего.

В № 100 «Московских Ведомостей» было сообщено известие о кончине Преосвященного Игнатия, бывшего Епископа Кавказского и Черноморского, последовавшей 30-го числа минувшего апреля в Николо-Бабаевском монастыре.

Покойный епископ Игнатий происходил из дворянской фамилии Брянчаниновых. Сначала поступил он в военную службу в один из гвардейских полков и служил с большим успехом; но, чувствуя расположение к духовной созерцательной жизни, к мирным, но нелегким подвигам иноческой келлии, решился оставить военное поприще; в 1831 году он принял монашеское пострижение. Сергеева пустынь близ Петербурга была местом, где он провел большую половину своей иноческой жизни. Здесь в 1834 году он возведен был в сан архимандрита и около двадцати четырех лет был Настоятелем этого монастыря, устроение коего все это время было предметом его главной работы и любимого труда. Ему-то по преимуществу Сергеева пустынь обязана тем изящно-благолепным видом, тем благоустройством внутреннего быта иноков и особенно тем строгим чином Богослужения, которые так известны жителям Петербурга и сделали для них Сергиеву пустынь тем же, что для московских жителей издревле есть ее первообраз, древняя Лавра Преподобного Сергия, — местом, куда жители северной столицы стекаются на богомолье. Архимандрит Игнатий приобрел в Петербурге почетную славу искусного и опытного в духовной жизни Настоятеля. В уважение к его заслугам и опытности Государь Император, согласно представлению Святейшего Синода, назначил его в 1857 году Епископом на освободившуюся кафедру Кавказскую и Черноморскую.

Преосвященный Игнатий около четырех лет занимал эту кафедру. Но непривычные труды Епархиального управления и всегдашнее расположение к жизни по преимуществу иноческой побудили его просить Высшее начальство об увольнении от управления Епархией, тем более что и самое здоровье было уже сильно расстроено, чему, быть может, немало способствовала резкая перемена климата С.-Петербургского на кавказский. В 1861 году, согласно его прошению, он уволен был на покой в избранный им самим Николо-Бабаевский монастырь, который с тем вместе передан был в его полное управление.

Здесь Преосвященный Игнатий снова посвятил себя исключительно своим любимым монастырским занятиям. По соглашению с Преосвященным Платоном, Епископом Костромским, он желал сделать свою обитель рассадником иночества, на строгих правилах общежития, для всей Костромской епархии, и действительно занялся с усердием переустройством внутреннего быта в Николо-Бабаевском монастыре и введением более чинного Богослужения, для каковой цели устроил отличный хор монастырских певчих.

Желая также привести наилучший вид внешнего устройства монастыря, он прилагал заботы об увеличении его материальных средств и приступил к сооружению великолепного монастырского собора, который вчерне и был уже окончен летом прошлого года. Здесь Преосвященный Игнатий посвящал также свободное время литературным занятиям, которые все имели тесную связь с его строго-аскетическим направлением. Несколько своих сочинений, частью составленных вновь, частью прежних, пересмотренных, он издал тогда в свет. Таковы, например, «Слово о смерти», «Слово о чувственном и духовном видении духов», «Чаша Христова», «Слово о спасении и христианском совершенстве», «Правила наружного поведения для новоначальных иноков»; наконец, он издал в 2-х больших томах, роскошно напечатанных, свои «Аскетические опыты». Достаточно одних этих названий, чтобы дать понятие о направлении не только литературных трудов Преосвященного Игнатия, но и самой его жизни. В этом отношении особенно важно последнее из названных сочинений, представляющее обильные доказательства глубокой опытности сочинителя в духовной, аскетической жизни.

Между тем здоровье Преосвященного Игнатия, расстроенное во время пребывания его на Кавказе, не улучшалось, и мысль о близкой кончине сделалась его постоянною мыслию, о чем нередко говорил он близким к нему людям. Еще летом прошлого 1866 года, предчувствуя свою скорую кончину, он усердно приглашал к себе Преосвященного Платона, с которым постоянно находился в братском общении; он писал, что желает с ним видеться, может быть, в последний раз. И это было действительно последнее свидание, во время которого Преосвященный Игнатий даже сообщал Преосвященному Платону некоторые распоряжения на случай своей кончины. В последнее время, несмотря на слабость сил, Преосвященный Игнатий не возбуждал, однако, особенных опасений относительно близкого конца его жизни. В самый день его кончины, утром в 7 часов он выкушал чашку чаю; но когда, спустя не больше часу, вошли к нему в комнату, нашли его уже бездыханным: он лежал на постели с открытом молитвенником в руках… Итак Ангел смерти явился к нему в то время, когда он не имел уже сил встать на молитву, но хотел и возлежа на одре не разлучаться с тою, многим не знакомою, книгою, которая для верующих и благочестивых людей есть неисчерпаемый источник духовного утешения… Ангел смерти возложил печать ненарушимого молчания на уста его, еще продолжавшие тихую молитву к Подателю вечной жизни… Блаженная кончина!

Погребение почившего Архипастыря происходило 5 мая в присутствии родных и близких к нему людей, прибывших из Вологды, Петербурга и др. мест, чтобы отдать последний долг в Бозе почившему. Чин погребения, за болезнию Преосвященного Платона, совершал Епископ Кинешемский Иоанн, Викарий Костромской епархии. Тело Преосвященного Игнатия положено в монастырской трапезной церкви.

Да вчинит Господь душу его в селение святых!